* * *

Было так: она существовала,
Не плоха, но и не хороша.
Прыгала, да только не летала
Та, что называется душа.

Полное безволие. И ладно,
Наплевать, что силы нет своей.
Только припекают угли ада,
Если Божьей воли нету с ней.

Тучи хмуро заперли ворота
Между светом и жестокой тьмой.
Но порой удар стрелы Эрота
Может душу выдернуть домой.

Эти стрелы из небес ворчащих
Выпадают солнечным лучом,
Из поддельных сделав настоящих,
И ожив под веками ручьём.

На скамье дешёвого притона
Мы ночуем не в последний раз.
Искры в Диалогах у Платона
Снова плакать заставляют нас.

Мы в седле держаться не умеем
И с крылатых валимся коней.
Каменеем. Снова каменеем.
Но запомним свет среди камней.

* * *

Только с тем, кого любишь, возможно тебе говорить.
При ничтожной поправке: что он тебя любит сильнее.
Когда лампа разбита, огонь может ярче гореть.
Кто остался, не верит, огня различить не умея.

Попытаюсь поверить. В суровость, как в плащ, облекусь.
Занавески задёрну, как будто ещё не родился.
И с ушедшим тогда в темноте как с живым обнимусь
(Словно с теми, кто жив, я уже говорить научился).

* * *

Никогда ты не будешь «моею»,
Никогда я не стану «твоим».
Но об этом почти не жалею,
И жалеть не позволю двоим.

Неуместна ревнивая ярость:
На неведомом нам этаже
Наша дружба уже состоялась,
И любовь состоялась уже.

* * *

Где я в мои семнадцать лет?
За партой университета,
Пытаюсь отыскать ответ –
А для чего мне нужно это?

В аудитории тоска.
Но скоро взор находит ушко.
Опушку прядки у виска,
На белом платье завитушки.

Косы каштановая ось.
Лица не видно – что за дело?
И так всё с места поднялось
И вдаль куда-то полетело.

Улыбка и глаза потом –
Как подтвержденье поворота.
Но очень важно ни за что
Не выдавать стрелы Эрота.

И не признаться никогда –
Себя на муку обрекая,
Из смеси счастья и стыда
Двух связных слов не извлекая.

* * *

Заиграет музыка в мозгу,
Но ни звука не сорвётся с губ.
Потому что только рот открыть,
И уж больше музыке не быть.

Если бы мелодия могла
Молча дотянуться до угла,
Где твоя прижатая душа
Молит Бога, чуточку дыша.

Только я уже сижу в углу.
Ты затягиваешь бантик губ.
Под волнами вскинутых бровей
Вижу свет симфонии – моей?

* * *

Мы высотные жители: ты – пирамид,
Я – огромной блестящей иглы.
И ребёнок на транспорте перелетит,
Но не я, не не ты, но не мы.

Зацепился за провод трамвайчик-биплан
И, пылая, упал в облака.
Лезть в вагон, что мгновенно сгорает дотла?
Нет, спасибо, не тянет пока.

Проживаешь в блистающем конусе ты.
Между нами большой виадук.
Мы с тобою привыкли смотреть с высоты.
Ну а выше захочется вдруг?

Поднималась гирлянда воздушных кубов,
Уменьшаясь, меняя свой вид,
И исчезла совсем. Не щадит никого
Ослепительный солнца магнит.

Ты живёшь в семиграннике, я – пирамид
Обитатель. И в гости попасть
По канату несложно. Но старых обид
И бесформенной пропасти власть!

Есть опаска, что если дойти до конца –
Нет, не пустит страховка упасть –
Может стать треугольною форма лица
Или тела осыпется часть.

Может быть нам на встречу поможет пожар
Побежать, но не верит душа.
Мы не любим друг друга, и это так жаль,
Что кулак не разжать без ножа.

* * *

Какой-то в горле непонятный ком.
Пришла весна и принесла простуду.
Зайти я в поликлинику забуду,
Но с полпути вернуться мне легко.
Любовь ни горяча, ни холодна.
Как тубус-кварц сияет странным светом,
Направленным на сердце, и при этом…
А что при этом? Ничего при этом.
Всё растворила света кислота.
Застенчивою музыкою разной
Как шёпотом звенят заботы дня.
И мир как будто создан для меня.

* * *

Мы с тобой – ожившие вещи,
Например, половинки ножниц.
Им сложения рай обещан,
Но порезы других возможны.

Осторожно, простите, люди,
Но им нужно соединиться.
Прилепляется ноль к нолю и
Совмещаются единицы.

Мы с тобой – ожившие вещи,
Например, карандаш и ластик.
Ощущаем всё жёстче, резче
Мы потребность верховной власти.

Что умеем делать друг с другом,
Нам уже не кажется важным.
Карандаш бывает упругим,
Как и ластик нежным и влажным.

Кто-то скажет, что это просто,
Но ведь мы-то с тобой не маги –
Надо эту покинуть плоскость,
Чтоб оставить след на бумаге.

Ожидаем того, кто сможет
На листе отпечатать почерк.
Только нами никто, похоже,
Ни писать, ни стирать не хочет...

* * *

Поэт и Венеция

Ну да, разлука с домом неприятна,
И граппу он из горлышка сосёт.
Но почему при фабуле понятной
Такой тоской от этого несёт?

Ведь здесь ему ужасно интересно,
По мостикам порхает как удод…
Того не знает он, что нам известно:
Он далеко отсюда не уйдёт...

Он весь уже в предчувствии истока
Своих глубин. Он навсегда влюблен,
И от подруги отлучится только
За нобелевским вымпелом-рублём.

Его она не сразу принимала,
За кофе, сбившись, говорила «вы».
Он горбился над гладью Гранд-канала,
Решая с грустью: выть или не выть?

Но думал, на пути к невесте милой
Лагуну всю пересекая вброд,
О предопределённости фамилий:
«Дала мне имя, не наоборот!»

Ей поклонялись все, а слава злая
Шипела сзади: «Сразу бац – и в ад…
Не утомилась на дубовых сваях
Как на котурнах вечно танцевать?»

Забросив все бесчинства карнавала,
И почестей цветную череду,
Вакханка чаще ночью прибегала
Туда, где он встречал её одну.

Когда его движенью невозбранно
Открылись все дорожки серебра,
Он шел по ним Фернаном Магелланом,
И с чувством возвращённого ребра.

Как хорошо, что затянулась пропасть,
Свою гондолу встретило весло,
И с форколой соединилась лопасть –
Та, что давно теченье унесло.

Он становился Кристофером Реном,
Собор стихов вздымая над волной.
Да, он – её, и даже дружба с Рейном –
От близости к стихии водяной.

Но время шло, и потрясая гривой,
Он клялся, что с развратной пировать
Устал русалкой, мокнущего гриба
Судьбу готов он выстрелом порвать.

Случилось всё без револьвера, просто.
Когда в его глазах огонь померк,
Она скакала с острова на остров
Под грандиозный шумный фейерверк.

Пришла в себя и видит, – в самом деле?
Нет, это не рисовка и не блеф –
Что как комар в её янтарном теле,
В прыжке застыл венецианский лев.

И под водой невидимое, сжалось
Большое сердце рыбьим пузырём.
С тех пор она быстрее погружалась,
Чтоб им остаться поскорей вдвоём.

Руками водит лодками по кругу:
Венеция, Офелия, цветы…
И горести по канувшему другу
Утопит в Адриатике следы.

Когда свершится свадебная месса
И станет ясно многим или всем,
Что на земле мечтателям не место,
Он и она погрузятся совсем.

* * *

Я прилетаю сверху. Я прилетаю снизу.
Это, конечно, ложь. Я летать-то вообще не умею.
Ты стоишь посредине, и ты понять не можешь:
Как это сразу сверху, как это сразу снизу.
Ты говоришь: «Это ложь. Он летать-то вообще не умеет.
Может он только ползать по собственным же коридорам».
Это, конечно, правда. Это, конечно, правда.
Но кто летит, как не тот, кто и ползать уже не может?

* * *

Подарок

Что сидишь, нахмурясь,
Под железной крышей?
Ласточки проснулись!
Ты не будешь лишней
В повороте круга
Птичьего размаха,
Половина – неба,
Половина – страха.

Выйди из-под арок,
Глянь-ка на убранство –
Вот тебе в подарок
Время и пространство.
Я тебе желаю
С ними быть смелее,
Жалобному лаю
Веря, но не млея.

Если надоела
Пыльная дорога,
Космосу о деле
Ты напомни строго.
И в любую точку,
На любую милю,
Он доставит, точно
Петушка на шпиле.

Время раздражало –
Сделаешь объёмным,
Хмурый рок лишая
Прав одним приёмом.
Годы были скудны,
А теперь над ухом
Потекут секунды
Тополиным пухом.

Вечностью наполни
Банки и кастрюли.
Ходикам напомни,
Чтоб передохнули.
Отопьют из чаши,
Поведут усами,
И попляшут дальше,
Как хотели сами.

* * *

Земля дразнилась язычками
Береговой листвы, когда
Журчала прочь, сверкнув зрачками
Сквозь маску мостика, вода.

А та, потом дойдя до края,
Надев с барашками парик,
Обратно прыгала, карая
Враждебный тёмный материк.

Но происходят перемены.
Своих обид разбив стакан,
Зальёт пределы Ойкумены,
Уйдет под землю океан.

Веками воздух будет плакать,
Стремясь умилостивить сушь.
А твердь на водах будет плавать,
Не соблазняясь ложью луж;

Но никуда не унесётся,
Замрёт у водного одра,
Прошита в зеркале колодца
Упавшим якорем ведра.

* * *

Цирк

Пустотой томит арена.
Скоро, скоро час пробьёт...
Постепенно, постепенно
Напряжение растёт.

И – взревели духовые!
Люди заняли места.
Взвыли звери цирковые,
Встрепенувшись до хвоста.

Ход событий непреклонен,
Номер выдержал года.
Он ещё не старый клоун,
Хоть не «хоть» и не «куда».

Он по проволоке ловко
Прыгал, бегал и скакал,
И, жонглируя морковкой,
В такт с ударными икал.

Вот навстречу вышла полька
В облегающем трико.
Страсть ещё возможна, только
До любви тут далеко.

Хорошо нога ступает
По сверкающей струне,
А тоска не отпускает
По разбившейся жене.

Но работа есть работа.
Залихватское «та-дам!» –
И в тиши повисшей кто-то
Прошептал «вот это да…»

В продолжение мелькали
Сто артистов и зверей,
В разноцветный свет макали
Крылья сотни голубей.

Представления в финале
(Мол, свобода – хорошо)
Птицы стаей вылетали
Через крышу в мир большой.

Но голубка воротилась,
Белым пятнышком полёт…
Чья душа воцирковилась,
Та под куполом живёт.

* * *

Утром, встав в стране волшебной,
Ты не вспомнишь о любимой,
Той, которая дорогу
Указала к этим замкам,
И лесам, и водопадам,
К рекам солнечного света
И ручьям луны, дрожащим
Под аркадами деревьев.
И она об этом знает,
Нежно в лоб тебя целует.
Провожая в путь далекий, говорит:
«Спокойной ночи!»

* * *

Крым

Отсюда мы исчезнем скоро,
Но, скрыв отъезда приговор,
Мы с гор глядим пока на город,
А с моря – на вершины гор.
Здесь воплотить сумело Нечто
Свои загадочные сны
Лишь чередуя чёт и нечет –
А как, никто не объяснил.

Как будто румбы у компаса
Ветров рулетку раскрутив,
Оно туда бросало расы
Людей, растений, прочих див.
Копьё под солнцем преломлялось,
Мерцало при луне весло.
И всё неслось, и всё менялось,
Но до конца не утряслось.

Теснясь, горбами динозавров
Вспухали полуострова.
Из скорлупы подземных залов
Наружу проросла трава,
А вниз текли ресницы-реки –
Капели ниточка крепка –
И неподъёмны стали веки
Пещерных виев за века.

Глядели пастухи и козы,
Олени с ними наряду,
Как море посылало грозы
Узорить горную гряду.
Взирали сосны, буки, грабы
С хребтов береговых зверей,
Как грызли окуни и крабы
Подножья каменных дверей.

Пробив дыру в земном настиле,
Кого нащупает лоза?
Кто там, при всей огромной силе,
Не может распахнуть глаза?
К кому на грани неба грифа
Тянулось тёплое крыло –
До раздирающего крика,
Но прикоснуться не могло?

Кто, восхитясь прозреньем резким
Себе уроки задавал,
И слал себе же эсэмэски,
Чтоб не забыть – и забывал?
В движении созвездий плавном,
Свою же заповедь прочёл:
«Сосредоточиться на главном,
Не видя главного ни в чём»?

Везде оставил личный почерк,
В секретной кузнице отлив
Ключи к замкам сердец и почек,
И винограда, и олив?
А, утомясь от игр природных,
От одиночества устав,
Кто привлекал себе подобных
В особо дивные места?

Придут они, воскликнут: «ух ты!»,
Забудут о земле другой,
Свою тоску утопят в бухтах
Под аюдаговой дугой.
Строку рифмованной молитвы,
Пейзажа разноцветный пар
Влекут подводные магниты,
Толкают скалы Адалар.

Снимают пену губы бриза
С карниза сломанной волны.
Извивы веток кипариса
Уводят в крону глубины.
И точка на конце творенья
Висит на острие пера,
В бумаге видя облегченье…
Ну все, в дорогу нам пора!

Многоугольник плоскогорья
Дождя накрыла полоса.
Прощай, сверкающее море!
Спасибо хочется сказать,
Что удостоились мы чести
Сыграть поездку по ролям,
Что жизнь – полёт с тобою вместе
По увлекательным краям.

Что нас позвать придумал Некто
В свои загадочные сны,
Где в каждый миг возможно лето,
И при цветении весны.
Пора домой, в родные щели.
Но в них не спрятаться, смотри:
Стемнело – мы ещё в пещере!
И эти звезды – фонари.

октябрь 2013

* * *

– Давай попробуем, чтоб речь текла свободно,
Как ручеёк между сосновых игл,
И говорить не что душе угодно,
А то, что возникает в этот миг...

...Нет, невозможно... Среди этих сосен
Любое слово – глупый завиток.
Замри, язык. Пускай и нас уносит
Молчания единственный поток...

* * *

Подходящую пару
Обнаружить не смог
В нашем атласе старом
Апеннинский сапог.
В эти дни, что мы в Риме,
В итальянской стране,
Ты, что счастлива, ври мне,
Ври, что счастлива, мне.

Слёзы – это впустую.
Ты реви, не реви,
Но бассейн пустует
У фонтана Треви.
Он давно на ремонте,
И не видно в лесах
Тринита деи Монти,
Сколько там на часах.

Лишь успели одеться,
Тянет нас за порог
Затонувших Венеций
Многослойный пирог.
А ещё ухватила
И висит на хвосте
Петергофская вилла
Кардинала д’Эсте.

Покоряя Сиену,
Ходу времени в лад
Лихо лезет на смену
Луне циферблат.
Башня падает снизу
В облака, в небеса.
Покидающим Пизу
Небо застит глаза.

Разомкнулся Ассизи
Охранительный кров –
Всюду голуби сизы,
Всюду алая кровь.
Как потрогаем в Римини
Адриатики дно –
Хватит, больше не ври мне,
Будь со мной заодно.

* * *

Ботанический сад

Все формы приняла оранжерея,
Отлившись в купол, призму, полукруг.
Там согревает воздух батарея,
Оберегая пальмы и бамбук.

Когда-то, захотев увидеть принца,
Одну лишь гибель обрести смогла
Attalea, разрушившая принцип
Нарочного стеклянного тепла.

Свободный вздох, и умерло либидо
В морозном ботаническом саду.
Но нам с тобой не памятна обида
Пирамидальных тополей ввиду.

К нам, соревнуясь в радостном забеге,
(Ореха нет в кармане, как на грех)
Вовсю спешат каштановые белки,
Как будто сами дар они для всех.

Без листьев – по иному, но прекрасен,
Как благородный деликатный зверь
Меня коснётся лапкой серый ясень,
Но нет вопросов к ясеню теперь.

Вот поползень, настырный покоритель
Коры деревьев, сизые бока…
Завидуя немного птичьей прыти,
Себя увидим мы на облаках.

На замке ты, а там – на корабле я.
Проводим пальцем по меню мечты…
От девочек, смеющихся в аллее,
Ничем не отличаемся почти.

Когда порой сведёт от смеха скулы,
Коварна и широкая тропа.
Нечаянно о камень ты запнулась,
Я, не споткнувшись, все-таки упал.

Мы два торца, сияющие лица
Цилиндра общей нашей глубины.
Зачем нам биться о стекло теплицы,
Когда и так мы соединены?

Но губы вдруг помимо разговора
Соприкоснутся, вспоминая боль.
И мы с тобой сомкнёмся в форме тора,
Чтоб наше тело обратилось в ноль…

* * *

Кроме тихого карего взгляда –
Ясной осенью, яркой весной –
Ничего в этой жизни не надо,
Даже может и жизни самой.

Ту листву в октябре выметали,
Чей в апреле открылся сезам –
Отрывной календарь, комментарий
К обнимающим время глазам.

* * *

С тобой потерянно бредём,
Припоминая про Эрота,
Пытаясь на тропе вдвоём
Найти следы его полёта.
Вон там – перо у поворота?

Ты говоришь: «хотела б я
Забыть тебя и снова встретить.
Мы за любовь свою в ответе,
А от меня и от тебя
Осталась треть от трети трети».

Чтобы покинуть нашу клеть,
Не впасть в обыденности сети,
Чтоб заживо не умереть,
Мы примеряем маски смерти.

И я б хотел себя взорвать
На клочья атомарных кружев,
Когда бы только твёрдо знать,
Что отодвину крышку сна,
Тебя за нею обнаружив;

Что я найду тебя – мою.
И мира захрустела рамка,
В стекло ударом бумеранга
Влетело: «я тебя люблю».

Окно раскроем, а за ним
Увидим не привычный тополь,
А Рим? или Иерусалим?
Сверкает море, что за ним –
Венеция, Константинополь?

Так с добрым утром! Мы живём,
Любое утро будет добрым –
С висящим на стене ружьём,
В прицеле прячущейся кобры.

Ведь лишь тогда не устаёшь,
Тогда немного понимаешь,
Когда действительно – не ждёшь,
Когда решительно – не знаешь.

* * *

Мы сегодня не будем в постели болтать,
Чтоб подняться ещё до зари.
Ожидает гора.
Отправляться пора
Нам на поиски вечной любви.

Над собою поднимем лазоревый стяг.
Хлопай, ветер, пускай пузыри!
Ну подумаешь, стяг –
Это просто пустяк
По сравнению с тем, что внутри.

Нет, не спится – покоя мечта не даёт
Покорить эти горы вдвоём.
Там любовь мы найдём,
И в горах мы умрём,
А любовь никогда не умрёт...

...Или так: мы устанем. Покинет вода
Нашей общей судьбы водоём.
Хоть и будем вдвоём,
Но в себя мы уйдём,
А любовь не уйдёт никогда.